Удаленная аналитика: как работает релоцированное экспертное сообщество

От критического отрыва от контекста до избегания самоцензуры и тюрьмы

1 октября 2022 года еженедельный аналитический мониторинг Belarus in Focus в партнерстве с Пресс-клубом, беларуской экспертной сетью «Наше мнение» и Беларуским институтом стратегических исследований (BISS), в рамках 10-го Международного Конгресса исследователей Беларуси, провели выездное заседание экспертно-аналитического клуба в Каунасе, чтобы обсудить работу экспертного сообщества в новых условиях.

Основными спикерами выступили беларуские аналитики:

• Андрей Казакевич – директор института «Палiтычная сфера», исполнительный директор Белорусской ассоциации исследовательских центров;
• Геннадий Коршунов – старший аналитик Центра новых идей, программный директор образовательной инициативы «Белорусская Академия»;
• Серж Навродский – директор Центра социально-экономических исследований CASE Belarus;
• Наталья Рябова – директор SYMPA/BIPART.

Также в заседании экспертно-аналитического клуба приняли участие представители международных организаций и академического сообщества, аналитики и журналисты: Татьяна Чулицкая, Артем Шрайбман и другие.

Модерировали дискуссию Вадим Можейко (Наше мнение/BISS) и Антон Рулев (Belarus in Focus/Пресс-клуб).

Яркие тезисы из дискуссии

• “Можно назвать меня мистиком, но это нужно чувствовать” (Наталья Рябова);
• “Историки тоже не могут съездить туда, что они исследуют” (Андрей Казакевич);
• “Важно заныривать в контекст” (Геннадий Коршунов);
• “Мы маргинализировались для беларусов, к сожалению” (Серж Навроцкий).

Как релокация изменила экспертное сообщество Беларуси?

Наталья Рябова представила результаты исследования “Состояние и актуальные потребности беларуских исследовательских центров”, подготовленного в соавторстве с другими участниками экспертно-аналитического клуба (Татьяна Чулицкая, Андрей Казакевич, Вадим Можейко). Наталья отметила, что при релокации экспертное сообщество потеряло некоторых своих членов, перешедших в более безопасные сектора, а также офисы и иногда технику. Возникли проблемы с проведением полевых работ и в целом ухудшилась коммуникация со стейкхолдерами в Беларуси.

Аналитическим центрам приходится заниматься ликвидацией своих юридических лиц в Беларуси и/или создавать новые за границей, а также заниматься перестройкой других организационных процессов, включая уплату налогов в нескольких странах и управление распределенным персоналом (зачастую по 2-3-6 странам). В таких условиях сложно интегрировать в команду новых людей, а для остающихся в Беларуси сотрудников соблюсти баланс между их безопасностью и публичностью работы.

Андрей Казакевич вписывает релокацию экспертного сообщества в более широкий контекст: политический кризис и войну. В такой ситуации сложно определить, какие проблемы связаны именно с релокацией. Так, например, доступ к статистике затруднен теперь независимо от местонахождения экспертов, равно как и невозможны общественно-политические face-to-face исследования. С другой стороны, современная наука дает много методов для дистанционной работы. В конце концов, “историки тоже не могут съездить туда, что они исследуют”.

Андрей отмечает проблему информационных пузырей, зависимости экспертов от повестки в телеграм-каналах, когда информация за пределами телеграма часто остается незамеченной.

Геннадий Коршунов отмечает и плюсы релокации: на индивидуальном уровне у эксперта становится больше свободы. А в целом релокация удваивает объект исследования социологов: беларуское общество теперь не только в Беларуси, но и за ее пределами. Это не только усложняет работу, но и ставит перед исследователями вопрос: должны ли мы перенаправлять часть усилий не на тех, кто в Беларуси.

Для Сержа Навроцкого за последний год изменилось мало что, так у CASE Belarus большая часть работы и экспертов и раньше была в разных странах вне Беларуси. Он призывает не бояться релокации экспертного сообщества, а воспринимать ее как возможность возможность посмотреть на всё с новой стороны, а также получить опыт и стипендии в исследовательских центрах и университетах других стран.

С ним согласна Татьяна Чулицкая: полезно побыть в университете, не имеющем отношения к Беларуси (не ЕГУ, например): увидеть, как работают исследовательские центры, кафедры. Что же касается контакта с аудиторией, то Татьяна считает, что важнее символическая значимость эксперта, а не его местонахождение. “Когда до последних двух лет я ездила в Беларусь – мне казалось, я лучше знаю, но знала-то я свой круг”.

С помощью чего аналитикам удается сохранять контакт с Беларусью?

Андрей Казакевич видит проблему не в том, где мы находимся, а в том, что политическая система стала более закрытой, а атмосфера в обществе напряженной. Даже люди внутри системы всё меньше понимают расклады наверху. Сталкиваясь с обвинениями релоцированных в отрыве от реальности, Андрей замечает, что не то чтобы оставшиеся в стране (БИСИ, НАН, отдельные аналитические центры) проводят блестящие исследования с научным драйвом. Зато там много самоцензуры и встраивания в официальный дискурс; а те, кто этого не делают, либо сидят тихо, либо просто сидят.

В конце концов, сам принцип научного исследования строится на том, что свой личный опыт не должен быть основой для интерпретации. Исследование должно быть в первую очередь evidence based, а влияние социальной среды часто только смещает фокус внимания. Андрей советует совершенствовать методы сбора информации, чтобы не зависеть от друзей, телеграма и других информационных пузырей.

Наталья Рябова согласна, что “доступ к Беларуси усложнился в том числе для тех, кто в Беларуси”. Все чаще статистика и официальные документы публикуются под грифом “для служебного пользования”. Проблема есть и с распространением результатов исследований, когда люди всё чаще не выходят из своих информационных пузырей: “TUT.BY был популярен от чиновников для слесарей, а теперь коллаборации со СМИ дают выход только на определенный пузырь, и как добраться для других – мы понятия не имеем”.

Геннадий Коршунов отмечает важность “заныривания в контекст”, чтобы составлять списки ответов в социологических исследованиях с опорой на то, что обсуждается в беларуском обществе, а не только в эмиграции. Для этого нужно уделять больше внимания не количественным, а качественным, комплексным, междисциплинарным исследованиям.

Больше пользы или вреда для аналитической работы от проживания аналитика в сегодняшней Беларуси?

Андрей Казакевич скучает по возможности после работы с источниками лично встретиться с авторами или спикерами и поговорить, задать возникшие вопросы, а также сходить в Национальную библиотеку и почитать монографии, выходящие тиражом 50 экземпляров. Сбор информации дистанционно и по крупицам приводит к лишним затратам ценного времени и ухудшает объем данных.

Геннадий Коршунов считает, что выпадение из беларуского контекста рано или поздно неизбежно: разница между уехавшими и оставшимися накапливается, и вопрос только в том, когда она станет критической. По его мнению, для работающих с данными экономистов это может и не так критично, а социологам важнее понимать контекст.

Серж Навроцкий считает главным негативным последствием релокации снижение до нуля возможности влиять на госполитику, отсутствие морального права давать экономические советы, когда эксперты не будут на себе испытывать последствие реформ. “Мы маргинализировались для беларусов, к сожалению”, – считает Серж. Татьяна Чулицкая, однако, уверена, что и сейчас хороший аналитический документ попадает в высокие кабинеты, просто в этом совсем не признаются вслух.

Андрей Казакевич говорит, что у оставшихся в Беларуси возможность влияния такая же нулевая, и проблема в том, что системе просто больше не нужны советы, экономические органы и сами мало на что влияют во власти. А аудитория государственных СМИ еще более маргинализирована, чем аудитория СМИ релоцированных. Он напоминает, что и в СССР люди скорее верили сказанному на Радио Свобода, а не спикером НАН по телевизору.

Наталья Рябова даже согласна, чтобы ее называли мистиком, но считает важным чувствовать Беларусь, находясь в ней. Сейчас риск личной свободы эксперта перевешивает вторую чашу весов, на которой польза от нахождения в Беларуси, но “если бы можно было быть невидимкой, я бы была в Беларуси. Не чтобы находить ответы, а чтобы слышать вопросы”. Наталья считает, что много историй проходит мимо СМИ, и эксперты теряют повестку.